| Искусство |
| 10.10.2012 09:35 |
| Поэма «Двенадцать» и стихотворение «Скифы» оказались последними поэтическими произведениями Блока. Стихов он после этого практически не писал, если не считать небольшого стихотворения «Пушкинскому Дому» и попыток продолжить поэму «Возмездие», которые ничем не. завершились. Кончилась эпоха, кончилось и поэтическое творчество. Блок прожил после революции еще три с половиной года. Это были самые трудные в жизни поэта годы. Он пишет статьи и рецензии, много переводит, выступает с докладами, участвует в заседаниях, в работе редакционной коллегии организованного Горьким издательства «Всемирная литература». Кстати, именно в это время происходит личное сближение Блока и Горького, причем относятся они друг к другу с нескрываемой симпатией. Сближается Блок и с другими участниками работы во «Всемирной литературе». Много времени проводит с молодым издателем С. М. Алянским, выпустившим в 1918 г. «Двенадцать» первым отдельным изданием с иллюстрациями Ю. Анненкова.Блок стал к этому времени уже явлением истории, а его творчество — явлением истории литературы. Это понимали окружающие, понимал и он сам, что вселяло уверенность в неслучайности прожитой жизни, пройденного пути, в значительности и важности сделанного, но в то же время порождало горькие мысли о том, что все главное, жизнь в ее наиболее значительных проявлениях, осталось позади. Он обозначил своим именем один из самых драматических периодов русской истории, он отдал людям, России все, что имел, чем одарила его природа — свой поэтический гений, свою судьбу. И стал самым трагическим русским поэтом — ни у кого из них накал трагизма, сознание собственной, личной причастности к историческому движению не достигали такой силы, как у Блока. Он верил в значительность совершающегося, но знал также, что, обладая как поэт обостренной чувствительностью, тем глубинным видением, которое редко выпадает на долю смертного, он должен заплатить за это жизнью.В 1921 г. он написал К. Чуковскому письмо, в котором есть такие страшные слова: «Итак, здравствуем и посейчас сказать уже нельзя: слопала-таки поганая, гугнивая родимая матушка Россия, как чушка своего поросенка» . Написано это за два с половинтш месяца до смерти. А за полгода до того он пометил на письме одной своей корреспондентки, начинающей поэтессы, стихи которой произвели на него удручающее впечатление отсутствием значительности: «… интеллигентское настроение сегодняшнего дня. Маловерие, растерянность, Христос без Креста». Блок повторил здесь собственные слова из поэмы «Двенадцать»:Свобода, свобода,Эх, эх, без креста!Тра-та-та!Слова эти произносятся в момент появления героев на страницах поэмы (и соответственно на улицах Петрограда) еще до того, как ими был пройден «крестный» путь. У них еще все впереди — и разгул, и убийство Катьки, и испепеляющая страсть, и великая горечь, и выход к светлому финалу. Они еще ничем не заплатили за ту правду, которая открывается им в финале, не прошли сквозь горнило преступления, страдания и очищения. Поэтому и «без креста»; крест здесь — символ страдания, очищения и жертвы. «Христос без Креста» — это еще не судьба, не жизнь, не полная плата за свое призвание, свою миссию и свое предназначение. «Голгофа» еще впереди.Блок все это уже прошел. Он вышел к чему-то очень значительному, к великой правде, принял ее в своё сердце, но для этого ему потребовалось прожить жизнь, и прожить ее только так, как он ее прожил.Он по-прежнему живет на Офицерской улице (дои 57) , где поселился с Любовью Дмитриевной в 1912 г. В январе 1920 г. скончался отчим Блока Франц Феликсович Кублтщкий-Пиоттух. Он умер так же незаметно, как и жил. Блок сам уложил его в гроб и отвез на кладбище. После смерти отчима поэт с женой переселился в квартиру матери — в том же доме, только этажом ниже. Здесь Блок и провел последние полтора года своей жизни.Это было нелегкое существование. Постоянное недоедание, утомительные заседания, необходимость проделывать пешком большие расстояния, наконец, семейные неурядицы (мать Блока и его жена уже с трудом выносили друг друга) болезненно воспринимались поэтом, который как раз в эти годы делал для себя какие-то крайне важные выводы о вещах, далеких от быта, — о революции и революциях вообще, об их влияйии на ход мировой истории и на формирование личности, о культуре и цивилизации, о христианском гуманизме прошлых веков и его кризисе в настоящее время. Именно в эти годы Блоком были написаны наиболее значительные его статьи, хотя атмосфера в семье мало способствовала такой напряженной жизни.Об этой обстановке мать Блока много писала своей сестре, Марии Андреевне, которая на лето обычно уезжала на дачу, в Лугу. Вот характерный пример — письмо от 2 ноября 1920 г., документ, который нельзя читать спокойно: «…в твоем письме мне странно, как ты нас хвалишь троих. Любить — это я понимаю — можно всяких. Но хвалить-то нас не за что. Тяжелые мы все трое и все обидчики. Да и мало ли чего еще дурного и темного в нас троих. Ты издали идеализируешь нас, а вот пожила бы с нами — не поздоровилось бы. Теперь расстроились очень нервы у Саши. Да и у меня по правде. Люба сегодня задала нам скандал. Ненависть ко мне ее безвыходно душила месяцы. И вот сейчас придралась и на мое противоречие — рев; чуть меня не ударила, потом; понеслась в маленькую комнату и там начала голосить с ревом. Потом ушла на репетицию. Саша сломал стол… Теперь она мне этого никогда не простит и будет попрекать меня в том, что еще за меня он ее выругал.. .». Дело не в том, кто тут именно виноват — Александра Андреевна, Любовь Дмитриевна или Александр Александрович. Испытание бытом оказалось не под силу ни Блоку, ни Л. Д. Блок. А это ведь самое страшное из всех испытаний. Окажись они на расстоянии друг от друга, конфликта могло бы и не быть. Но он захотел соединить с нею жизнь, сделать Прекрасную Даму женой. И ничего из этого не вышло.
|