| Искусство |
| 23.10.2013 05:17 |
| Идея этого танцора Гершвина неизменно вызывала гром аплодисментов”.Премьера мюзикла „Леди, будьте добры!” состоялась 1 декабря 1924 года в Нью-Йорке и стала первым успехом Гершвина в жанре музыкального спектакля. „Это была не избитая музыкальная комедия, — рассказывает Астер. — Легкая и ироничная, она выгодно отличалась от других мюзиклов по своей идее и воплощению”. Если Астера и можно заподозрить в необъективности, поскольку он был здесь главной фигурой, то его мнение подтверждали критики. Критик журнала „Сан” сравнил мюзикл с „драгоценным камнем” и отметил особой похвалой музыку Гершвина, наградив ее эпитетами „живая, изобретательная, веселая, выразительная и приятная”. Другие критики также были восхищены музыкой Гершвина. И это вполне понятно. Еще ни в одном музыкальном спектакле Гершвина не было такого богатства оригинальных музыкальных идей и находок, как здесь. Кинематографический эффект меняющихся размеров „Чарующего ритма”, неотразимое обаяние быстро повторяющихся триолей основной песни и мелодическое значение аккордов, подчеркивающее тексты обеих песен, — все это представляло собой новое явление утонченности популярной музыки. Другие песни мюзикла отличались глубоким лиризмом, как, например, „Я тоже” (So Am I). Еще одна песня, о которой часто упоминают вскользь, но которая принадлежит к лучшим номерам мюзикла, называлась „Половина этого, дорогая, просто хандра” (The Half Of It, Dearie, Blues) и была написана Гершвинами специально для Фрэда Астера. „Это был один из самых оригинальных номеров”, — пишет Астер. Редкий случай: Фрэд Астер танцевал один, без своей сестры Адели; сначала песня звучала в испрлнении Астера и Кэтлин Мартин, а затем Астер отбивал соло короткую чечетку. Но самая лучшая песня, написанная Гершвином для мюзикла „Леди, будьте добры!”, не звучала во время его премьеры в Нью-Йорке. Под названием „Любимый мой” (The Man I Love) она вошла в фонд песенной классики композитора и, по мнению английского музыковеда Уилфреда Меллера, занимает такое важное место, что он посвятил ее анализу почти три страницы в своей книге „Музыка вновь обретенной земли” (1965). Но до того, как она получила признание, у нее была интересная предыстория. Текст припева, таким как мы его знаем теперь, первоначально предназначался для другой песни, но Гершвин обнаружил, что мелодия запева настолько хороша, что лишала последующий припев какой бы то ни было привлекательности. Эта мелодия состояла из шестизвуковой, вновь и вновь повторяющейся блюзовой последовательности. Как бы накапливая энергию, она производила удивительный эффект, достигая мучительной силы благодаря контрапунктическому сопровождению нисходящей хроматической гаммы. Переписывая песню, Гершвин теперь использовал в качестве припева слова запева, перед которым звучало простое, но приятное вступление.Во время репетиции в Филадельфии „Любимый мой” исполняла Адель Астер в первой сцене „Леди, будьте добры!”. Балладный характер этой песни, казалось, не соответствовал мюзиклу, наполненному танцами и ритмом. Винтон Фридли настойчиво требовал, чтобы песня была исключена из спектакля, и Гершвин согласился.В 1927 году по настоянию Эдгара Селуина, продюсера мюзикла „Пусть грянет оркестр” (первый вариант) Гершвин вновь обратился к этой песне и вставил ее в партитуру к музыкальному спектаклю, над которым он тогда работал. И опять она прозвучала не в Нью-Йорке, а в загородном театре, где она вновь оказалась не на высоте и ее снова исключили из спектакля. Затем в 1927 году Зигфелд предложил включить ее в „Розали”, поэтому Айра решил переделать текст, чтобы песня подходила к новому спектаклю. Но песня не ,дошла” даже до репетиций. И никогда больше не исполнялась ни в одном спектакле. |