| Животный-мир |
| 07.02.2014 13:32 |
| В зарубежной эстетической литературе отмечается возрастающий поток «грязного остроумия», причем авторы не замечают, что словосочетание «грязное остроумие» — нечто вроде оксюморона. В самих бранных словах и выражениях нет ничего остроумного — лишь резкий стилистический диссонанс может создать впечатление остроумия. Но подлинно комический эффект достигается зачастую умолчанием, намеком на недозволенное слово.В повести Э. Колдуэлла «Случай в июле» рабочий вспоминает об одной девице: «Оказалось, что она не прочь. Да еще как не прочь!» Писатель предпочел форму прозрачного намека, избегая натуралистически точной терминологии.Наибольший эффект намека получается, когда намекают на что-то недозволенное («табу»): «Господип X. довольно упрям,— сказал чиповник о высокопоставленном государственном муже.— Да,— отвечал собеседник.— Это одна из четырех его ахиллесовых пят». Он пе назвал X. ослом, но сочетание упрямства с четырьмя ногами пе оставляет на этот счет никаких сомнений. Подобные намеки становятся особенно популярны в фольклоре, да и не только в фольклоре, в эпохи цензурных излишеств. Других способов выразить общественное миение нет, поскольку прямо говорить опасно и приходится прибегать к обинякам. Но в то же время намек — прием остроумия. Выходит, цензура поневоле помогает сатирикам, заставляя их тщательнее оттачивать свои стрелы. В русской литературе М. Е. Салтыков-Щедрин был непревзойденным мастером убийственного намека. Вспомпим «Историю одного города», где характеры, речи и деятельность глуповских градоначальников являют собою ядовитые намеки на царствование российских венценосцев и на многие события отечественной истории. Полны язвительных намеков и «Божественная комедия» Данте, и философские повести Вольтера, и «Остров пингвинов» А. Франса, и «Война с саламандрами» К. Чапека. |