«все психоаналитики — бывшие невротики» | Детки

. Человеческая симпатия ко всем, кто страдает, лежащая в основе выбора медицинской карьеры, есть сублимация, идущая напрямую из беспокойства перед нашим собственным страданием, бессознательно ощущаемым в течение нашего развития, если мы наделены чувствительностью, которая делает нас более уязвимыми, чем других. Из средств защиты, используемых перед лицом этого страдания, одно — и наиболее успешное — есть интерес к тому, чтобы облегчить страдания других. Этот интерес изначально может происходить только из проекции на других того, что испытываешь в самом себе, — современный механизм анальной садистической стадии. И этот интерес прикладывается тогда лишь к существам, которым по бессознательным причинам мы можем себя уподобить, и, естественно, к тем, кто испытывает те же самые страдания, что и мы, или те, на кого мы проецируем наши.

Но настоящая готовность служить другим, которая существует у некоторых врачей, исследователей, хирургов, выражается в полном расцвете их аффективности вплоть до завершенной взрослой стадии «призвания» — только она позволяет прекрасную и универсальную преданность и внутреннее спокойствие; восхитительный пример этого дают нам некоторые, даже не замечая того. Не будем допускать ошибку, заключающуюся в том, что реальная преданность путается с мазохистической установкой лжемученика. Бывает, что верный делу врач является мишенью для нападок других; он представляет тогда доказательство своего настоящего равновесия, продолжая, несмотря на трудности, которые он встречает, следовать своему полезному делу, которое есть смысл и цель его жизни.Для нас, как нам кажется, Фрейд — один из примеров такого типа врачей; вот почему мы им глубоко восхищаемся.Любой врач, интересующийся психическими болезнями, должен пройти психоанализ до того, как практиковать. Действительно, его вкус может быть лишь механизмом невротической защиты, в этом случае он не окажет в психиатрической области социальные услуги, на которые был бы способен, используя в другом месте свои настоящие способности к сублимации. Если, напротив, после своего психоанализа его вкус к психиатрии окажется основанным на настоящем врожденном даре интуиции, чувствительности, и его аффективное и сексуальное поведение покажет, что он достиг облативной генитальной стадии своего собственного развития, он сможет тогда с минимальным риском для себя и других специализироваться в пси¬хической терапии.Некоторые люди хотели бы встретить среди психотерапевтов лишь замечательно и спонтанно уравновешенных людей. Отдают ли они себе отчет в невозможности того, чего они хотят? Что такие люди существуют, мы этого не отрицаем, но мы утверждаем, что их очень мало среди врачей и, несомненно, еще меньше среди тех, кого интересуют психические болезни. Мы сами, если бы наше внимание не было привлечено к аффективным конфликтам не только вокруг нас, но еще и в нас самих, без сомнения никогда бы не стали углубленно изучать вопрос, о котором здесь говорим. И те, кто читают эти строки, в силу самого внимания, которое они нам уделяют, доказывают тем самым, что эти вопросы для них вовсе не являются посторонними.Нет ничего уничижительного в квалификативном определении «невротический». Наша «воля» ничего не может против невротических симптомов, кроме разве того, чтобы усугубить; наш «разум» действует так же. Разум и воля, используемые, чтобы спрятать от самого себя и от других свои аффективные трудности, отрицая и в то же время преодолевая их сознательно, — оружие, недостойное искреннего человеческого существа. Эта позиция, нелояльная не только по отношению к другим, но в особенности по отношению к самому себе, есть, возможно, для умных людей основное моральное Зло. Самое странное — кроме тех, у кого есть идея тайн бессознательного, — это то, что люди с такой установкой могут похваляться этикой. Если они не врачи и эта установка помогает им меньше страдать, мы не можем их в ней упрекать, но врач не имеет права смотреть с субъективной, присущей ему точки зрения на болезнь и страдание. Больной страдает и просит у него помощи.Будучи естественно уравновешенным в качестве того, кто предназначает себя психотерапии и еще более психоанализу, врач должен — скажем еще раз — знать себя основательно. Он этого не может сделать посредством интроспекции, ибо судит о себе тогда лишь через свои собственные бессознательные механизмы и не может быть полностью объективным; и если он стремится быть таким, он будет еще более таким после психоанализа.То, что после психоанализа психиатру удается обладать совершенным аффективным равновесием, более-менее длительным, это возможно, но что он обладает этим спонтанным и длительным равновесием без психоанализа — вот квадратура круга, которой некоторые настойчиво добиваются.Каждый из нас берется за дело лишь при сублимированном либидо. Однако мы хорошо знаем, что сублимации — это механизмы защиты перед лицом страха, т. е. морального страдания и что их отличие от симптомов, называемых невротическими, — лишь отличие социального практического значения.Все знают, что не ждали психоанализа, чтобы заниматься психотерапией. Но оставалась эмпирическая область для врачей, имеющих от рождения качества тонкости, чувствительности, здравого смысла и, следует сказать, в особенности интуиции. Метод экстра- психоаналитической психотерапии менялся с каждым из терапевтов, и их терапевтический опыт с субъективными исходными позициями нельзя было передать. Он был на самом деле основан на переносе, который они использовали неведомо для себя и которым они пользовались, чтобы иметь личное влияние на больного — значит, главным образом суггестией. Что перенос имел негативного, проявлялось в отказе от лекарств, — против них больной становился даже агрессивным и надменным.