Детки |
01.04.2013 09:31 |
Дети, о которых мы будем говорить, были нам в большинстве случаев доверены для лечения в больнице Бретоно доктором Пишоном , врачом консультации и психоаналитиком. На специальную консультацию раз в неделю собирались анормальные дети, отсталые — те, у кого были нервные заболевания или нарушения в характере; сейчас консультация хорошо известна родителям и особенно школьным учителям XVIII-ro округа .Это значит, что наряду с детьми, которых нам приводили сразу, потому что их заболевания по своему виду относятся к тем, на которые нацелена эта специальная консультация, многие другие направлялись к нам после консультации терапевта.Мы хотим показать, что действует лечение, помогая ребенку успешно разрешить свой комплекс кастрации и разрешить свой эдипов комплекс, а не «суггестивное личное влияние». С ребенком метод свободных ассоциаций невозможен; в анализах используют метод игры, спонтанного рисунка, «разговора», который надо слышать посредством провоцирования разнообразных высказываний ребенка. Когда ребенок задает нам, например, вопрос, мы никогда не отвечаем прямо, но посредством возврата того же самого вопроса: «Что ты об этом думаешь?», и наши выражения ограничиваются несколькими ободряющими односложными словами.Во время наших консультаций в больнице мы не используем игру, поскольку требуется оборудование, которым мы не располагаем. Нам остается, следовательно, беседа — такая, какой мы ее только что определили, в это время мы стараемся слушать, смотреть, наблюдать, ничего не упуская, жесты — выражения, мимику, слова, оговорки, ошибки и спонтанный рисунок, к которому лично мы прибегаем часто. Через рисунок действительно мы входим в сердце представлений в воображении субъекта, его аффективности, его внутреннего состояния и его символизма. Последний служит нам, после того как мы его без слов поняли, для ориентации «разговоров» с ребенком, для того чтобы прояснить смысл его представлений, когда они являются нелепостями. Мы никогда не даем прямых интерпретаций рисунков.Символы не служат психоаналитикам ключами к ребусам, как некоторые хотели бы думать. Появление символа недостаточно само по себе, чтобы позволить заключить, что речь бессознательно идет о том или этом. Нужен контекст, аффективная ситуация субъекта на тот момент, когда он дает его; слова, которыми он его окружает; роль, которую этот символ играет в игре, рисунке, сновидении, рассказанной истории.Мы пользуемся теми же словами, что и ребенок. Когда он употребил символ или перифразу (для нас, психоаналитиков, таящую бессознательный аффективный смысл), мы используем эти самые символы и эти самые перифразы в словах, с которыми обращаемся к ребенку, но следим за тем, чтобы эмоциональное состояние, которое он с этим связывал, было изменено. И психоаналитический диагноз уточняется лишь в течение лечения, диагноз в начале является симптоматическим. Если бы кто-нибудь, далекий от психоанализа, слышал, как мы говорим с ребенком, он часто бы счел, что мы говорим абсурдные вещи, бесполезные, что мы говорим «чушь», что мы сами «играем» в ребенка с нашим маленьким больным. Частично этот человек был бы прав: это не те слова, которые бы мы говорили взрослым. Мы не стремимся внушить ребенку наш способ видеть, но только представить ему его собственные бессознательные мысли в их реальном виде. Мы не говорим также на языке «логики», который нацелен на то, чтобы поразить ум ребенка, он еще не является логичным (не будем это забывать); мы хотим говорить с его бессознательным, которое никогда и ни у кого не является «логичным»Запомним это также!вот почему мы пользуемся совершенно естественно символическим и аффективным языком, который принадлежит ему и касается его непосредственно. |