МАЛЬЧИК | Детки

Маленький мальчик находит тогда во внешнем мире объекты привлекательности, друзей, игры, интересы, к которым он примыкает интеллектуально и аффективно с энтузиазмом. Вот почему также его неудачи и аффективные неудовлетворения поражают его глубоко в интенсивности.

Все эти виды деятельности оживлены присутствием матери. От его отношений с ней зависит окрашенность переживаний, посредством которых он входит в контакт с новыми объектами привязанности. Это объясняет грусть детей, которые чувствуют, что мать огорчена или рассержена, даже когда они знают тому причину, ибо они не понимают тому аффективную цену, и особенно когда мать, захваченная целиком своими собственными заботами, оставляет ребенка в одиночестве сердца. Родители даже не подозревают того, что ребенок считает себя ответственным; мельчайшая из его шалостей, заслуживающая порицания, принимает тогда для него значение преступления, и его интимный моральный смысл оказывается деформированным угрызениями. То же и с его веселостью, например, или с его безразличием во время траура, от которого грустит вся семья, в то время как он сам не имел всепоглощающей любви-привязанности по отношению к умершему или он еще не идентифицировал себя с ним. Горе, причину которого он не разделяет, не может вызывать его грусть и, если умерший хотя бы немного ему казался соперником в привязанности к матери или угнетателем, ребенок не может показать себя затронутым его потерей; напротив, он чувствует себя свободным от тяжелой ноши и показывает это своим поведением. Хотя он умеет уже «мухлевать», т. е. отрицать факт, который для него не-благоприятен, ребенок не умеет еще «делать вид», когда речь идет о факте, который его оставляет безразличным. Этому его должно научить воспитание, не из двуличной злонамеренности, но из уважения к чувствам другого. Вот почему родители, озабоченные благополучием своих детей, должны, не скрывая от них самого факта смерти, с уважением отнестись к беззаботности, которую они проявляют по отношению к ней, и радоваться тому, что они не испытывают еще боли, которая для них станет довольно рано острой, поскольку никто из нас не может жить, не узнав внутренней покинутости, в какой нас оставляет потеря дорогого существа. Не будем никоим образом избегать контакта реальности с ребенком, но отнесемся с уважением к его спонтанной нечувствительности или его естественным средствам защиты, когда его отношение не должно привести позже к реальному страданию.Маленький мальчик, которого мы оставили доверяющим себе, богатым честными возможностями либидо, был еще неспособен «играть с» другими, хотя он любил компанию своих ровесников. Постепенно он отказывается от своих фантазмов и своих одиноких игр в пользу совместных игр и историй, которые он любит слушать и рассказывать. Он любит все занятия, где примешивается вкус риска, смелости, он получает удовольствие в том, чтобы показать себя смелым и хитроумным.Он ищет тогда компанию других мальчиков, своего возраста или старше него, и не любит принимать маленьких или девочек в круг своих друзей. Когда девочки хотят вмешаться в игры мальчиков, это вопль негодования: «Нет, идите-ка отсюда, девчонки» … «девчонки — это не в счет» и т. п. Если один из мальчиков показывает себя менее отважным, чем другие, если он не любит похваляться смелостью, выносливостью, его обзывают «девочкой» презрительным тоном, и он становится козлом отпущения разнузданной банды.Инциденты, тягостные для его самолюбия, злоключения (раны и шишки), иногда — несчастные случаи, являются платой за его приобретения вирильности. Мальчик их переносит смело, с гордостью перед папой и товарищами; счастливый от того, что он может плакать без стыда с матерью, которая, не унижая его, ухаживает за ним физически, минимизируя значение неудачи, стимулирует на будущее его дух реванша над самим собой и другими, изучая с ним средства преодолеть причины его неполноценности.Мальчику удается, таким образом, естественно стать хозяином настоящих трудностей, не имея необходимости прибегать к магии воображаемых спасений. «Хитрый» не имеет больше в его языке пейоративного смысла «дьявольский», но наоборот — синоним умного и изощренного ради доброго дела. Он сублимирует в прагматической «ловкости» агрессивность влечений в целом, благодаря предвидению последствий условий его поведения по отношению к требованиям реальности. Это основа практического здравого смысла. Его подвиги, символическим игровым способом или культурным, социальным, школьным, являются для него эйфорическими разрядками для его сексуальных влечений. Первоначальная гедоническая цель сама сублимируется в цель сентиментальную (нравиться и доставлять удовольствие). Она позволяет вызвать уважение взрослых и в то же время его собственное доверие к себе, основанное в этот раз не на фантазмах магической силы, но на реальных объективных ценностях.